Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

Бабушка в очереди говорит:

- Я уж сама как-нибудь, а моему Барсику куплю рыбки...

"Мы отвечаем за тех, кого приручаем".

* * *

Пенсионерка, бывшая учительница, говорит в очереди: "Я пишу книгу обо всем об этом". Да, такой народ победить нельзя. Хочется найти пример, как описать все это, беру бунинские "Окаянные дни". Но нет, там все "с точностью до наоборот". Там отвращение и тоска, а у нас - надежда и... радость. Нет, как это ни дико звучит, но я бы написал "Счастливые дни"!

Да и сам Бунин, будь на нашем месте, написал бы, наверное, вот так:

"Город пустел, заполняясь грозным пространством знойного воздуха, и в перерывах между взрывами и свистом мин тихо звенело ощущение какого-то неведомого радостного будущего, сладко тревожащего сердце".

Даст Бог, и я когда-нибудь так напишу, если жив останусь.

Однажды ранним утром, когда не было канонады, я вдруг подумал: "А как там Вася? Он же на окраине, почти на линии фронта, и вряд ли уехал. Он не уедет, он такой". Василий Бугаев - это мой друг, луганский художник, которого, как водится, сейчас знают очень мало, но через полвека он будет знаменит, вспомните мои слова. Я решил пойти к нему.

Вася живет в районе "3-й километр", на выезде в сторону Лутугино, где в то время "укропы" уже сидели в "котле". Они там были еще совсем рядом, возле Роскошного, и оттуда долбили нас артиллерией. Я пошел туда пешком насквозь через "шанхай" (так у нас называется огромный район частной застройки) - от Оборонной вниз километра три. Взял с собой кусок железной трубы - отбиваться от одичавших собак - и не зря, она пару раз пригодилась. "Шанхай" тоже был пустой - людей и здесь не видно. Улочки засыпаны яблоками, которые некому собирать - стоит винный запах спело гниющих плодов. Вася оказался на месте и очень обрадовался. Я спросил:

- Где тут фронт?

Вася смеется:

- Километр отсюда. Тут самое безопасное место - все пролетает у меня над головой. Но когда взрывается там, в центре - как ножом по сердцу.

Вася достал свой последний НЗ - "мерзавчик", то есть бутылку 0,25 водки, оставленную им на самый выдающийся случай. Я предложил:

- Давай махнем мерзаву сразу всю напополам и помолчим, пока тихо.

Махнули, заели яблоком и стали молчать. В саду между деревьями от жары дрожал воздух, птицы молчали, под ногами лежала куча осколков от мин, которые Вася собирал у себя в саду и во дворе, а из кустов вышел шикарный кот и стал осторожно приближаться к нам.

- Это мой Мурчик... - сказал Вася с нежностью, максимально возможной для человеческого существа, - Я сам сдохну, а ему последний кусок отдам.

Что тут ответишь? Я заметил:

- Как-то странно водка действует. Прямо как в юности, когда первый раз ее пробовал. В сердце такая радость разливается, как влюбленность.

- У меня тоже, - согласился друг, - Я знаю от чего это. То, что сейчас происходит - это тоже как влюбленность, словно вся жизнь в одну точку собралась... Либо все новое, либо конец всему.

Вдруг, как пишут в таких случаях, его лицо "осветилось каким-то внутренним светом вдохновения" - но это действительно так и было. После нескольких случайных фраз Вася вдруг сказал:

- Ты же видишь, где мы! Мы же на самом последнем рубеже - вот там (он показал в сторону Лутугино) - ОНИ, глупые и обманутые, нанятые Западом, чтобы уничтожить нас, нашу Православную Русь, последнюю твердыню и надежду человечества! Оттуда на нас наступает сам Антихрист, которому служит Запад. Он скоро придет, если они победят. Но они не победят, мы победим! И хоть мы с тобой не воюем, но мы тут были, на этом крайнем рубеже, где решается судьба человечества... Это главное счастье!

- Хорошо сказано, - обрадовался я, - Только не говори это всем подряд, не надо бисер зря метать. Это эзотерическое знание. Смысл истории не всем дано понимать, зато дураков много. Скажи им правду, они будут только ржать и хамить.

Тогда я рассказал ему про bellum и добавил:

- И еще в этом слове тот же самый древний индоевропейский корень, что и в нашем слове "белый". А белый цвет что символизирует еще с архаики? И чистоту (святость), и смерть одновременно! И это не парадокс - ведь чистота и святость достигаются через смерть человека для всего земного и низменного, через приобщение к вечности. Вот отсюда и разгадка двойного смысла - а на самом деле единого, но цельного - слова bellum... Ты же, кроме рисунка, еще и цвет преподаешь - расскажи об этом студентам.

- Расскажу.

- Слушай, - продолжал я, - я тебе давно хотел сказать, но раньше стеснялся. У тебя с прошлого года где-то в картинах появилось какое-то сумашествие в хорошем смысле слова, словно что-то такое прорывается через тебя помимо твоей воли и непонятное еще умом, какая-то тайна и изнанка бытия, какое-то откровение... Это видно.

- Да... Я знаю.

- У меня это тоже, только в другой сфере. Наверно, это так бывает перед великими событиями, изломами истории.

- Да, как неслышимый шум вечности.

- Что, как у Блока, "какой-то гул"?

- Гул, дорогой, еще какой гул...

* * *

... И вот закончилось лето, настала осень, и точно к дате Бородинской битвы Русь провела блестящее наступление против укронацистов - "бросок к Азовскому морю" - и устроила им под Иловайском "новый Сталинград".

А под Луганском Русь добила Лутугинский "котел" и аэропорт - на юге и вышвырнула оккупантов за Донец - на севере. Обстрелы города сразу прекратились. И как быстро вернулись люди, и как быстро возрождается Луганск! Какая живучесть в нашем народе! Еще почти нигде нет света и воды, но уже ожили улицы, все начинает работать. Еще никто даже не обещает начать платить зарплаты, но все работают и так - потому что НАДО. С 1 октября заработали университеты и школы. В аудиториях так темно и холодно, но студентов с каждым днем все больше, среди них все больше отпускных ополченцев, которых прямо с лекций по мобильному вызывают командиры. Подходит к преподавателю парень, а иногда и девчонка в камуфляже, с флагом Новороссии на рукаве, спрашивает:

- Что нужно выучить на экзамен?

Тот смущенно:

- Почитайте учебник по любой теме, которая Вас заинтересует, если будет время. А если не будет, ничего, приходите, я и так поставлю... Только живой возвращайся, постарайся...

- Постараюсь... прочитать.

Почти математическая закономерность: все паразиты и барыги, хамы и взяточники, в общем, все подлецы и мерзавцы - оказались "за Украину" и не вернулись в Луганск. Закон времени. Отовсюду только и слышно:

- Война все дерьмо смыла.

Невозможно забыть 2 ноября - это было не просто первое голосование в новой стране. Это был "звездный час" истории, затмивший даже 11 мая. Работала только половина участков, а люди, видимо, пришли абсолютно все, кто был. Нужно было видеть эти торжественные длинные колонны людей, медленно и торжественно двигавшихся по темным улицам, по два-три часа на внезапно ударившем морозе - до самой полночи! В этом торжественном, серьезном и молчаливом шествии уже не было того хмельного веселья Русской весны, как в мае. Переговаривались тихо. Ругали украинские СМИ, которые продолжали в бешенстве лгать и обливать нас грязью. Говорили о том, что все хорошо, что мы выстоим. Здесь была серьезность судьбы.

Тяжела и жертвенна, но величественна ты, наша русская судьба!

Как теперь все мелко и ничтожно перед этим, главным - и риск, и неопределенность, и боль о павших русских героях и несчастных мучениках.

Счастливые дни!

г. Луганск

Иван Донецкий

Мама, если не я, то кто?

рассказ

Надо уничтожать нелюдей на Востоке Украины. Это преступники, это диверсанты, это убийцы, это террористы.

П. Порошенко

Донецк сегодня малолюден. Лица некоторых дончан приобрели иконописную сосредоточенность. Смерть в Донбассе стала реальностью. Многие собрали "тревожные" сумки с необходимыми вещами, документами, о существовании которых ранее не подозревали. Сделали распоряжения. Узнали, что бомбоубежищ в Донецке мало. Выжить при бомбёжке и артобстреле поможет случай. 

Июль 2014 года. Его начало. Жена пришла с работы с заплаканными глазами: сын сотрудницы, которого она знала, погиб 3-го июля под Славянском. Похороны в 11-ть. О том, что "семья воюет", я узнал около месяца. Старший сын - с оружием. Младший воевать не умеет, но сопровождает беженцев в Крым. Мама вывозит детей из городов и сёл, обстреливаемых украинской "армией освободительницей". Отвозит продукты, вещи и медикаменты на блокпосты. Недели 2 назад старшенький неделю не звонил. Я боялся, что с ним что-то случилось. Но тогда всё обошлось. Не обошлось сейчас.

У торца дома стоят люди в камуфляже и с автоматами. Они без масок, с открытыми лицами. У всех георгиевские ленточки либо на плече, либо пришиты на рукаве в форме буквы "v". У некоторых наплечные оранжевые шевроны "Восток". Это ополченцы. Или, по терминологии киевских СМИ, "террористы", "диверсанты", "боевики", "сепаратисты". Их человек двадцать. Собранных в одном месте я ранее столько не видел. Подходим к подъезду, где стоят гражданские с цветами. Высокий, под два метра, мужчина лет 25-ти в камуфляже и песочного цвета берцах распоряжается. Потом я услышал, как мама погибшего называла его ласково Ваня. Стоим. Ждём. Рассматриваю ополченцев. Автоматы самых разных конструкций, форм и "свежести". С откидными прикладами и с деревянными, перемотанными изолентой. Оружейный ополченческий разнобой. Почти у всех ножи на поясе или на груди. У каждого жилет с множеством карманов и карманчиков, в которых покоятся мобильный телефон, блокнот, документы, рожок для автомата, рация, фляга и какие-то длинные круглые предметы, предназначение которых мне неясно. У одного из кармана у пояса выглядывает граната с чекой. У кого один рожок в автомате. У кого два, связанные зелёной изолентой. Ополченцы держатся отдельной группой и тихо между собой разговаривают.